Большие дела [СИ] - Дмитрий Ромов

девчата фабричные тебя заждались уже.

— Потом сами ворчать будете, что важные дела на вас сбросил, — возражаю я.

— Ну какие ещё важные дела? Когда тебя нет, то и дел важных не бывает, а ты прямо притягиваешь к себе все громы и молнии. Чего опять случилось?

— Получил предложение, от которого нельзя отказаться. От ментов.

— От каких? — чуть слышно напрягается Злобин.

— Из ГУБХСС.

— По поводу?

— По поводу пристрастия к играм, — отвечаю я.

— Чего? Серьёзно? И чего они хотят?

— Может, лучше лично встретиться? Я, конечно, из автомата звоню, но всё-таки…

— Ладно, — говорит он после секундной паузы, — давай, сегодня, в то же время и на том же месте.

— Понял, буду.

Закончив разговор, я иду к себе и набираю Платоныча. Он оказывается в гостинице.

— Дядя Юра, пошли кофе попьём с видом на Кремль, — предлагаю я.

— Пошли, а то я уж волноваться начал. Как ни позвоню тебя нет и нет. Где пропадал?

— Сейчас всё расскажу.

Мы поднимаемся в кафе и я всё подробно рассказываю.

— И что с ним делать, с ментом этим? — трёт лоб Большак.

— Не знаю пока. Пусть Злобин решение принимает. С одной стороны можно было бы поиграть, давая определённую информацию, но видишь, он же ещё и денег хочет. А на это я пойти не могу.

— Да, ну и дела творятся.

— Это точно. Но вот что мне скажи, ты согласился на предложение министра?

— Согласился, — вздыхая, отвечает Платоныч. — Это с января всё закрутится. Пока ещё есть немного времени. Спокойного, так сказать.

— Ну, это как поглядеть. Нужно всё готовить, передавать дела, преемника дрессировать и всё такое. Ты уже определился с персоной.

— Определился, да. Это помощник мой, скромный трудолюбивый. Он многое уже знает, помогает, в общем.

— Надо пробить его через Куренкова, — заявляю я.

— Думаешь? — хмурится Большак.

— Однозначно. Надёжность кадров — это критически важная задача, поверь.

— Ну да, пожалуй.

— Ладно, дядя Юра, пошёл я к Злобину. Посмотрим, что он скажет. И вновь продолжается бой, правильно?

— Правильно, — кивает он. — Но, как говорится, война войной, а еда по расписанию. Ты не забыл, что у нас сегодня товарищеский ужин с Жорой и Даней?

— Ох, точно, — машу я головой. — Почти забыл уже. Во сколько?

— В восемь будь готов. Жора заедет за Скударновым и за мной в управление, а оттуда мы подскочим к тебе. Так что в половину восьмого будь, как штык. А может, даже чуть раньше, чтобы тебя ждать не пришлось. А то он сердиться будет.

— Ладно, не будем его сердить. Уже знаем, куда двинем?

— В «Прагу». Жорик заказал.

— Отлично, — киваю я. — Только, насколько мне известно, там всех без исключения слушают. Поэтому народ надо предупредить, чтобы лишнего не говорили. В том числе, о казино. Да и вообще, никаких чувствительных тем, только мир, дружба, жвачка. А лучше и без жвачки, только мир и дружба.

— Да, это правильно. А ещё Жора просил передать, что его сестра от тебя без ума осталась и требует, чтобы ты ей срочно позвонил.

— Во как, надеюсь она не воспылала ко мне любовью? Мы хоть и ровесники, но это было бы немного странно, правда?

— Не знаю, — усмехается дядя Юра. — Тебе виднее. Но позвонить, думаю надо.

— Ладно позвоню, когда вернусь, мне уже нужно на Лубянку бежать.

— Ну беги… на Лубянку, — качает он головой.

И я бегу. Мы снова гуляем в сторону пельменной и снова едим фабричные пельмешки со сметаной. Игорь и Паша, как и вчера, стоят за соседним столиком.

— Не знаю, Егор, — говорит Де Ниро, глядя в пустоту прямо перед собой. — Не знаю, что делать. Можно дёрнуть этого Плешивцева сюда и вправить ему мозги. А можно попробовать завербовать. Или поводить его за нос через тебя.

— Так он двадцать пять процентов моей доли хочет. Я и так делюсь с хреновой тучей народа, если честно, себе почти ничего не оставляю, а расходы у меня огромные. Так что его алчный и голодный рот меня не интересует.

— Но просто так его не дёрнуть, — размышляет Злобин, не слушая меня. — Нужно железное обоснование, железобетонное, иначе такой ор поднимется, что никому мало не покажется. Весь союз содрогнётся. Значит, нужно неофициально… Тебе когда нужно ответ давать?

— Завтра по идее. Но я не думаю, что он завтра прямо будет ждать и бабки, и инфу.

— Завтра-завтра-завтра…– бормочет он. — Ладно, Егор, озадачил ты меня. Озадачил. Хорошо, сейчас пока не знаю, как лучше поступить. Позвони завтра ближе к обеду, хорошо? Надеюсь, уже что-то решу, и тогда тебе скажу, как мы будем действовать.

Мы прощаемся и расходимся в разные стороны. Вернувшись в гостиницу, мы с парнями поднимаемся наверх, в казино. Эх, надо ведь было в переговорный пункт зайти, хотел же Наташке позвонить. Ладно, чуть позже позвоню. Сначала нужно с Абрамом переговорить, узнать, что у нас с обстановкой.

Как только я вхожу в зал, меня едва не сносит вихрем. Это идут братки Мамуки. Впереди вышагивает лысый с рябым лицом, тот что присутствовал на вчерашнем совете в Филях.

— Здорово, Бро, — бросает он, останавливаясь. — Ты-то нам и нужен.

— Зачем? — хмурюсь я. — Где Абрам?

— Абрам? — переспрашивает рябой и обводит взглядом своих соратников.

— Погнали, Пёстрый, — торопится один из них.

— Ты хлебало прикрой, — ощеривается на него лысый, и повернувшись ко мне, добавляет. — А мы как раз к нему и едем.

— К Абраму? — уточняю я. — А где он? Почему сам не приехал?

— Велел, чтобы мы к нему, — криво улыбается Пёстрый. — Пошли, не ссы.

Я выхожу из здания вместе со своей шумной ватагой. К гостинице тут же подкатывают «Рафик» и «буханка».

— Куда это мы такой толпой? — спрашиваю я.

— К Абраму, сказал же тебе. Чё ты как маленький? — подмигивает лысый. — Он велел, чтобы тебя тоже привезли.

— Херня какая-то, — качаю я головой. — Я пойду ему позвоню.

— Вот же ты червь въедливый, — сердится рябой. — Садись давай.

Машина рвёт с места и меня опрокидывает назад.

— Давай, поясняй, Пёстрый, — требую я, а то ты совсем что-то базар свой не фильтруешь. Где Абрам?

— Бляха-муха, Бро! — рычит лысый. — Вальнули Абрама. Прямо перед домом. Так что сейчас будем справедливость восстанавливать. Держи.

Он достаёт из-под сиденья ствол и передаёт мне…

9. Гимн завтрашнему дню

Я смотрю на ПМ на его ладони. Хороший такой пистолетик, хоть и побитый весь. Милицейский, небось, с огромным таким шлейфом, побольше, чем хвост кометы Галлея.

— Эт что? — поднимаю я глаза на лысого, рябого и Пёстрого.

— Ты чё не видишь? Ствол, ёпта! Хватай, давай!

— Нет, — спокойно отвечаю я и качаю головой. — Это не по моей части, товарищ.

— Чё⁈ Ты охерел что ли? Там на Абрама напали! Бери, сказал! Я тебе чё тут шутки шучу⁈

— Так, ты успокойся-ка для начала, — отвечаю я. — И волыной своей в меня не тычь, пожалуйста. А то действительно клоуна начинаешь напоминать. Лучше уточни-ка, Абрама вальнули или на него наехали? Сдаётся мне, это две огромные разницы.

— Ты чё, баклан, в натуре⁈ — нависает надо мной Пёстрый. — Зассал, фраерок? Как до дела дошло, так зассал сразу? Обгадился, чмо?

Паша с Игорем сидят рядом со мной и глаз с лысого не спускают.

— Водитель! — кричу я. — На следующей остановке притормозите. Мы выходим.

— Э-э-э, ты чё гонишь? Ты чё хочешь вообще?

— Хочу, чтобы ты чётко объяснил обстановку. Чётко, въехал? Вкурил? Ты сядь-сядь, баламут непоседливый. И отвечай, когда спрашивают.

— Э, ты вообще припух, щегол? — рычит он. — Ты малолетка конченая. Твой номер шесть, ты понял?

Паша вопросительно на меня смотрит, но я едва заметно качаю головой. В «рафике» нас, кроме водителя, пятеро. В буханке тоже, наверное, человек пять. Прямо бригада.

— Сучёныш мелкий, хватай дуру!

— А не боишься, — хмыкаю я, — что из этой дуры я тебе мозги вышибу?

— Чё ты сказал?

— А, ну да, — как бы догадываюсь я. — Мозгов нет, чего бояться, правильно?

— А не ты ли на Абрама навёл? — прищуривается он.

Вот же дебил. Я так ему и говорю:

— Ну, ты и дебил, Пёстрый. Сядь уже, не маячь.

Его товарищ, вроде Гога, хотя на сто процентов не уверен, чуть качает головой и ржёт.

— Гога, что за кипеш? — обращаюсь я к нему. — У братана, походу, вообще крышу сорвало. Закипело под крышечкой у бедолаги… Давай, хоть ты доложи по-человечески обстановку.

— Так никто ничего не знает, — пожимает плечами Гога. — Позвонили, сказали, вроде стреляли в Абрама.

— Кто позвонил?

— Да пацаны, не знаю. Пёстрый с ними базарил.

— Ну, и что там, Пёстрый? — киваю я ему. — Членораздельное что-нибудь скажешь уже? Кто звонил, что сообщил? Давай, излагай, разрешаю.